Как врачи классической медицины приходят в гомеопатию Часть 2. Русские гомеопаты
«Медицинское искусство, как любовь — это добровольное и радостное жертвование себя больному» Д.В. Попов
За два с лишним века существования гомеопатии очень и очень многие врачи (начиная с самого основателя — Самуэля Ганемана) осмеливались покинуть привычную медицинскую среду и шагнуть в пространство иного метода, иного подхода к болезни и больному. Сколько людей, столько и судеб… Кто-то целенаправленно искал альтернативу существующим методам лечения, разочаровавшись в их целительном потенциале. Для кого-то ключевую роль сыграла встреча с практикующим гомеопатом, чей нравственный и медицинский авторитет не оставлял места сомнениям в правильности выбранного пути. Кого-то жизнь свела с гомеопатией вроде бы «случайно», но на практике этот «случай» оказался «знаковым» ответом судьбы на не дающие покоя вопросы врача…
Источником этих вопросов всегда были и остаются верность врачебному долгу — желание помочь пациенту, найти максимально действенный и безопасный способ облегчения страданий, и внутренняя честность…
«Как я стал гомеопатом?» Отвечают…
Русские гомеопаты
Семен Николаевич Корсаков (1787–1853) — современник С. Ганемана. Внес огромный вклад в гомеопатическую науку. Он ввел в употребление высшие разведения и способ их приготовления; обнаружил способ сохранять гомеопатические лекарства в сахарных крупинках, которые можно было брать с собой (заодно придумал и карманную аптечку для хранения крупинок); разработал метод подбора лекарства посредством нюхания и новый способ приготовления гомеопатических лекарств, так называемый способ одной пробирки, который до сих пор широко используется в Западной Европе с пометкой «К» по имени разработчика. В 1831 г. гомеопатические аптечки из Москвы с «корсаковскими» крупинками уже использовали декабристы в Сибири.
Кроме того, Семен Николаевич увлекался природой электричества и магнетизма, фотографией и др. Изобрел «машины для сравнения идей», ставшие прообразом современных компьютеров.
В 1827 г. Семен Николаевич приобрел сельцо Тарусово Московской губернии. Неудобства в получении медицинской помощи в деревенских условиях, возможно, способствовали проявлению его интереса к медицине, что видно из оставшихся после него тетрадей. Семен Николаевич стал собирать рецепты и лечить членов своего семейства.
В 1829 году С. Н. Корсаков, страдая сильной ломотой в ногах, в первый раз испытал на самом себе действие гомеопатического лекарства. Лекарство помогло. И Семен Николаевич, пораженный его быстрым и в высшей степени эффективным действием, приобрел и с жаром принялся изучать книги С. Ганемана, а потом и применять гомеопатический метод. В течение 30 лет он оказывал помощь всем приходящим к нему больным (около 2345 человек в год), и часто с большим успехом.
Владимир Даль (1801–1872) — знаменитый российский филолог, составитель «Словаря живого великорусского языка», член и почетный академик Санкт-Петербургской Академии наук, врач-гомеопат.
По образованию Даль был врачом. Прошел нелегкий путь от полного неприятия гомеопатии и даже резкой критики ее, до глубокой и искренней веры в эффективность гомеопатического лечения. История этих «гомеопатических колебаний» такова. Довольно скоро после окончания медицинского факультета Дерптского университета, Даль разочаровался в современной ему медицине. В своем «Письме здоровым и больным» Даль признавал рациональность гомеопатического способа лечения в том, что тот предоставляет организму возможность самому справляться с болезнью, не отравляя его лекарствами, и «искренне рекомендовал» всем любителям лекарств обратиться к гомеопатии.
Однако позднее, сблизившись с яростным противником гомеопатии, известным и уважаемым врачом проф. Карлом фон Зейдлицем (1789–1885), и подстрекаемый им, в 1833 году он написал статью, полную грубых и безосновательных обвинений в адрес основателя гомеопатии, которой ему впоследствии пришлось стыдиться.
В том же году Даль покинул Санкт-Петербург и в течение нескольких лет работал врачом в Оренбурге. Там он познакомился с гомеопатом д-ром Лессингом. Наблюдения за гомеопатическим лечением и беседы с друзьями, которые уже убедились в преимуществах гомеопатии, посеяли в душе Даля сомнения. Приняв по предложению друзей-гомеопатов гомеопатически приготовленный древесный уголь (Carbo vegetabilis), Даль с изумлением убедился в том, что все вызванные им симптомы как нельзя более точно соответствовали симптомам угара.
В конце 1830-х годов Даль оставил медицинскую практику. Тем не менее гомеопаты неоднократно получали от него помощь. Именно благодаря его близкому знакомству с графом Львом Перовским (1792–1856), возглавлявшим Министерство внутренних дел с 1840-х годов до своей смерти, гомеопатам удалось открыть несколько гомеопатических отделений при столичных. В Нижнем Новгороде, где до 1859 года работал Даль, оставивший в 1849 году Министерство внутренних дел и возглавивший удельную контору, он открыл гомеопатическое отделение при местной больнице, куда работать был приглашен будущий «отец российской гомеопатии» доктор Карл Боянус-ст. (1818–1897), для которого Даль добыл и российское гражданство.
«Я обучался в Дерптском университете. Там в мое время говорили о гомеопатии как говорят обыкновенно о проказах Картуша. Мне и в голову не приходило спорить или даже сомневаться; я слепо верил бесконечно уважаемым мной и поныне наставникам, и мне казалось горько и больно, что такой дерзкий обман мог найти столько последователей и поборников. Но мне случилось однажды увидеть своими глазами, что жаба (angina tonsillarum) была излечена совершенно в течение нескольких часов одним гомеопатическим приемом. Наблюдение это крайне меня поразило.
Но утро вечера мудренее. Переспав ночь, я устыдился легковерия своего и старался сам себя убедить, что это или обман, или ошибка в наблюдении с моей стороны, или случайность. Но каково было мое изумление, когда один из самых основательных, положительных и осторожных ученых наших, а именно г. профессор Замен, заметил однажды в клинике мимоходом, что несмотря на все недостатки гомеопатического лечения, действенность бесконечно утонченных снадобий не подлежит в иных случаях никакому сомнению, и присовокупил еще со свойственной ему убедительной сухостью, не терпящей никакой лжи, что он сам испытал неоднократно действие этих средств. Это было сказано человеком, к которому я питал бесконечное доверие. Я не спал почти всю ночь: так работало во мне сомнение, недоумение и жажда познать истину. Но вскоре здравый рассудок взял верх: я привел себе на память все доказательства ничтожности бесконечно растертых и разжиженных снадобий; я старался не думать более об этом диве дивном, чуде чудном, от которого у мыслящего человека должна вскружиться голова и ум может зайти за разум. Короче, удобнее и сообразнее со здравым смыслом было не верить, и я не верил.
Вслед за тем, вступив на поприще службы, слышал, видел и читал я одни только жалобы на обман и наглую ложь гомеопатов… Это вовсе отбило и веру, и уважение мое к этой школе: негодование мое возрастало и усиливалось, и я ocтрил над гомеопатами, где и как случалось, полагая, что подобная галиматья и небывальщина достойны одного только посмеяния...
…В таком положении было дело это, когда наконец судьба свела меня с человеком, который держался учения гомеопатов с такой твердой непоколебимой уверенностью, что после долгих прений (которые всегда оканчивались с моей стороны тем, что я клялся не верить, потому что не могу, покуда не убедят меня собственные мои чувства), я просил и требовал опыта над самим собой, и опыт был сделан, и не один, а столько, сколько нужно было для совершенного убеждения, для устранения всякого сомнения о случайности постороннего влияния.
Теперь я осмелюсь спросить, что мне оставалось делать, верить ли или не верить, когда я многократно испытал на себе самом и на других действие дециллионных долей, держаться ли теории умозрения, которое говорило мне тогда и говорит теперь, что все это вздор и быть не может, или верить опыту, тому ощущению, которое напоминало мне ежеминутно о перемене, произошедшей в состоянии здоровья моего?
…Я испытал на себе два средства: древесный уголь и поваренную соль, то и другое в гомеопатических приемах. Я испытывал средства эти несколько раз, получал порошки за печатью и запечатанную же записку, в коей под номером показано было, что заключалось в порошке. Я записывал припадки впоследствии приема, и потом уже распечатывал записку, и ни разу чувства мои меня не обманули: ни одного разу пустой сахарный порошок не оказывал на меня действия, если я не принимал его непосредственно за лекарственным порошком; ни разу припадки от различных средств не были одинаковы или от одного и того же средства различны. То же нашел я, делая опыты над другими. Само собой разумеется, что опыты эти должны быть сделаны со всей строгостью, отчетливостью и добросовестностью под руководством гомеопатического врача, и что нельзя удовольствоваться одним или двумя опытами, но исследовать дело с терпением и постоянством.
Неверующие скажут мне на это как обыкновенно: ты ошибался, тебя обманывали, или ты обманывал сам себя. Это, конечно, ответ самый короткий, и самый естественный. Если мне кто-нибудь рассказывает вещь или дело, которое считаю бессмысленным, и говорит при этом: «Я сам видел, сам испытал», тогда мне остается только отвечать ему: или ты лжешь, или ты плутуешь и ошибаешься.
…Итак, я снова принялся на короткое время за практику, с тем, чтобы испытать гомеопатические средства в болезнях. Здесь я убедился еще более и положительнее, что средства эти действуют, действуют иногда удивительно скоро, сильно и спасительно.
Arnica, будучи принята внутрь гомеопатически, обратила на себя полное внимание мое как удивительно целебное средство при разных ушибах. У меня записано более двадцати таких наблюдений, из коих я совершенно убедился, что Arnica действует тут лучше и скорее пиявок, примочек и натираний.
В летучей ломоте (не в костоломе) Bryonia приносит скорую временную помощь, так что действие средства неоспоримо.
Я встретил однажды в Новоселках (в деревне г. Балашина) мальчика, который уже более года был одержим laringitide chronica. Он потерял голос вовсе, так что даже и шепотом не мог уже говорить внятно. Один прием Spongiae tostae возвратил ему голос через ночь. Свидетелем этого был, между прочим, и сам г. Балашин. Но на что я привожу свидетелей? Если захотят подозревать меня в подлоге, то свидетели могут подвергнуться тому же подозрению; если же скажут: я ошибался, видел дело не так, как оно было, то вместе со мной могли ошибаться и свидетели.
У одной женщины показалось затвердение в правой груди. Один прием Carbonis animalis разрешил вполне затвердение это, и в то же время произвел замечательное действие — pruritum in partibus genitalibus на несколько дней. Женщина не знала, что приняла, не знала, чего ожидать, а между тем описанное явление должно было следовать приему.
Spongia tosta оказывает весьма заметное действие на зоб. Это испытал я несколько раз.
Silicеa в волосе, ногтоеда (panaritium), испытана мною раз восемь, и каждый раз с явным и поразительным успехом. Больной палец только обмывался, раз или два в день, летней водой; пластырь, припарки и примочки были удалены. Боль, краснота и опухоль всей руки, иногда выше локтя, проходили обыкновенно в сутки; здесь не только чувство больного, но и наблюдение постороннего человека убеждало в действенности средства…
Я испытал также однажды гомеопатическое средство в довольно значительном воспалении легких: вместо кровопускания, на чем настоял бы всякий благоразумный аллопатический врач, больной получил в течение нескольких часов три или четыре приема Aconiti: первый прием доставил через полчаса значительное облегчение, а через двое суток не оставалось и следу болезни; больной башкир сидел уже на коне и пел песни.
Наконец и в заключение должен я упомянуть еще об одном случае, врезавшемся в память мою, и память ума и сердца, глубокими неизгладимыми чертами.
Единственное мое дитя, сын одного года, заболел крупом. Я был в это время в отсутствии, и когда воротили меня через нарочного, то я застал ребенка уже здоровым. Корпусный доктор наш, г. статский советник Бидерман, пользовал его гомеопатически. Признаюсь теперь откровенно, несмотря на беспредельную признательность мою к нашему избавителю, мне в то время невольно приходило в голову, что это был, может статься, не круп, хотя подробные расспросы мои у жены не оставляли мне никакого сомнения. Прошло около года. Я опять был в недальней отлучке, и опять уже роковой казак встретил меня с запиской, где было сказано, что ребенок занемог снова той же самой болезнью как тогда. Прибыв со всевозможной поспешностью домой, застал я у себя старшего лекаря, г. доктора Колышко, который по дружбе к нашему дому навестил ребенка уже раз пять или шесть в продолжении нескольких часов, но ожидая меня с минуты на минуту, не решился приступить ни к чему, ибо гомеопатическим лечением не занимался, а в пользе аллопатического при очевидной опасности также не был уверен…
…Быть вместе и отцом, и врачом — это обязанность крайне тяжелая, и тем более еще, если отцу-врачу достанется решать подобную задачу. Тяжело залегло у меня на сердце. Я хотел было отдать ребенка в полное распоряжение заботливого и знающего врача-аллопата, но решился наперед просить его, чтобы он, бывший с самого начала свидетелем болезни и судящий о ней, вероятно, хладнокровнее моего, сказал мне, чего он надеется от обыкновенного способа лечения? Он отвечал мне со вздохом: «Вы сами знаете, что болезнь эта крайне опасна, и что довольно трудно с ней совладать...» Это меня решило. Я объявил положительно, что буду сам пользовать своего сына гомеопатическими средствами, которые спасли его год назад, и припустил только, по убеждению г. Колышко, две пиявки к горлу дитяти. Прием Aconiti, потом Spongiae tostae и наконец Heparatis sulph. исцелили его совершенно. Уже после приема первых двух средств не было сильного приступа, и ребенок оставался веселым и спокойным, только хрипота особенного рода, изменение голоса и по временам свист продолжались несколько дней.
После первого приема Spongiae был ночью один только приступ или припадок, чем болезнь и прекратилась, а постепенного уменьшения и облегчения припадков, как это бывает при обыкновенном лечении крупа, здесь не было вовсе. Болезнь пресеклась, остановилась, не достигнув высшей стадии и не исполнив обычного течения своего.»
Демьян Владимирович Попов (1899–1990) — советский хирург, врач-гомеопат. Единственный гомеопат Советского Союза, награжденный Орденом Трудового Красного Знамени за развитие гомеопатии.
После окончания института в 1925 году и интернатуры работал хирургом. Серьезно занялся изучением гомеопатического метода, работая в сельской больнице 30-ых годов (село Устиновка Кировоградской области), где медикаментозная и хирургическая помощь была почти нулевой. Выписывая литературу по гомеопатии из-за границы, знакомясь с московскими коллегами, заказывая исходные растворы в ленинградской гомеопатической аптеке, он лечил всех гомеопатическими лекарствами. Результаты оказались столь ошеломляющими, что Демьян Владимирович решил полностью связать свою судьбу с гомеопатией (только во время войны ему пришлось работать хирургом).
«Отец был человеком дела, очень активным. Когда начал на практике применять гомеопатию, увидел насколько это эффективно. Он понял, что во многих случаях можно избежать хирургического вмешательства» (Т.Д. Попова, врач-гомеопат, дочь Д.В. Попова).
Особый интерес у него вызывали философские аспекты гомеопатии и феномен лекарственного обострения. Благодаря обостренной наблюдательности, умению делать выводы и обобщать, он смог внести коррективы в теорию и практику гомеопатии, оставаясь верным ее классическим принципам. Он говорил, что гомеопатия — необыкновенно утонченный метод и требует нежного обращения с ним, такого же, как с новорожденным ребенком.
С 1935 года работал в Киеве как «чистый» гомеопат, несмотря на отсутствие такой специальности в реестре официальной медицины.
По воспоминаниям современников, не было в послевоенном Киеве врача более популярного, чем Демьян Владимирович Попов. Бесконечно тек к нему больной народ, в большинстве своем не ведая, чем он лечит, каким методом владеет, записывались к нему на прием за несколько месяцев. Молва гласила: хорошо распознает болезни и успешно лечит даже самые коварные. У него лечились в трех, четырех, пяти поколениях. За свою, более, чем 60-летнюю практику, по грубым подсчетам, он принял не менее миллиона пациентов.
Дежурной фразой Демьяна Владимировича было: «Надо работать».
Работу он не пропускал практически ни при каких условиях, даже если был не здоров. (После взрыва на Чернобыльской АЭС его не удалось уговорить уехать: «Мои пациенты здесь, и я здесь».)
Демьян Владимирович очень любил музыку (самыми любимыми были Бетховен, Шопен, Шуберт, Лист, Рахманинов, Скрябин), был тонким знатоком искусства, живописи, страстным коллекционером, любил природу и писал стихи.
За месяц до ухода в мир иной, будучи бодрым и здоровым (шутил, читал по памяти свои стихи и большие отрывки из Библии), Демьян Владимирович, проводя домашнее занятие с коллегами, продиктовал им свое послание, назвав его «Награда»:
«Легендарный, мудрый, смелый врач Самуил-Фридрих Ганеман динамизировал лекарства, испытал их и с успехом применил по закону подобия. Так родилась красавица-гомеопатия. Для меня она — диалектическая, космическая медицина. Теперь для ее развития открыта большая столбовая дорога во всем мире и особенно на нашей прекрасной земле. Счастливого ей пути! Дорогие, славные, энтузиасты-гомеопаты, трудитесь умело, радостно, с любовью, изучайте и совершенствуйте ее!»
Валентин Львович Чаплин (1926–2019) — терапевт, оториноларинголог, врач-фониатр, певчий, музыкант, кандидат искусствоведения, преподаватель, профессор кафедры сольного пения Академии Хорового Искусства имени В.С. Попова, автор четырех сборников православных песнопений и «Физиологических основ формирования певческого голоса в аспекте регистровой приспособляемости», священник, гомеопат.
«После окончания института я был врагом гомеопатии, за что до сих пор краснею… Как я пришел в гомеопатию? Здесь-то Промысел Божий как раз и был. Потому что, когда ко мне пришел один больной, которого я долго лечил и уж не знал, что с ним делать. Все, что возможно, вся медицина уже была на него потрачена. И я решил, что попробую гомеопатию. Мне повезло. Я дал ему рецепт безграмотно. Потому что этот рецепт может быть к нему совершенно не подошел. Но Господь хотел, чтобы я занялся гомеопатией, и ему помогло. Очень здорово помогло, чудодейственно помогло.»
В статье с благодарностью использованы цитаты с сайтов:
Александра Котока «Гомеопатия и прививки»
Продолжение следует.
В третьей части речь пойдет о жизненном пути наших современников — врачей-гомеопатов клиники доктора Загера.
